В.Г. Мирзоев
“Былины и летописи. Памятники русской исторической мысли”
Москва, "Мысль", 1979.

К оглавлению :: На следующую страницу

ВВЕДЕНИЕ

Одной из важнейших сторон развития советской исторической науки за последнее время стало усиленное изучение вопросов теории. Колоссальное накопление фактов, научно-техническая революция, совершенствование методов исследования, появление новых тенденций в развитии современного мира — все это оказывает решающее влияние на переоценку многих положений, считавшихся незыблемыми, и приводит к новым открытиям. В прошлом в советской исторической науке недостаточно исследовались вопросы теории, что заставляет в настоящее время особенно настойчиво восполнять эти пробелы. В частности, существенное значение имеет изучение проблем становления исторического знания. Оно должно показать место исторического знания в жизни общества, расширение идей, накопление фактов и связей между ними, пути познания прошлого, закономерность, повторяемость и многовариантность исторического развития. Неизученными остаются до сих пор принципы логики и специфика исторического исследования — исторические абстракции, конкретно-исторические понятия, исторический образ — категории, выработанные длительным процессом развития исторического исследования. Немало невыясненных вопросов и в наших представлениях о соотношении истории с другими отраслями знания. Очевидно, все эти задачи не могут быть решены изучением лишь современной истории или ближайших к ней периодов. Здесь, как и в других подобных случаях, требуется исследование исходной точки исторической и даже предысто-рической мысли.

Известно, что первый период исторического знания в нашей стране падает на время Древней Руси, когда были созданы начальные формы отражения исторической действительности. Мифология и эпос — первые попытки реконструировать прошлое, а летописи — ранний период исторического знания. Гносеологически мифы, эпос и летописи представляют продолжение одного другим, хотя это развитие не является прямолинейным: летописи по сравнению с былинами имеют не только гораздо более сложный состав, но и представляют собой огромный скачок в историческом знании — от дописьменной к письменной эпохе, целую революцию в духовном развитии человечества. Кроме того, проблема взаимоотношения эпического и летописного начал усложняется еще тем, что первое и второе существовали очень долгое время параллельно.

Предлагаемая работа ставит своей целью методологическое изучение былин и летописей, исследование развития идей исторического познания, исторической мысли, способов реконструкции прошлого, т. е. того первоначального фундамента, который был заложен для будущего здания исторической теории. Нет необходимости останавливаться на том, что первые обобщения, достигнутые историческим эпосом, а потом летописями, возникли в соответствующей своему времени форме, когда общество переживало свое детство, мешая истину с вымыслом, знание с магией, глубокие идеи с примитивными представлениями.

Былины и летописи в течение длительного времени исследовались в русской дореволюционной и советской историографии в источниковедческом и литературоведческом отношениях и накопили весьма обширную литературу [1]. Но дореволюционная русская историография не изучала историческое мышление Древней Руси. Только А. А. Шахматов и его школа выдвинули положение об идеологической направленности летописцев, которыми «управляли политические страсти». Однако, не будучи марксистом, А. А. Шахматов, провозгласив эту революционную для буржуазного источниковедения начала XX в. мысль, не мог включить социальный и идеологический разбор летописей в свою блестящую аналитическую работу. Принцип, открытый А. А. Шахматовым, был потом развит советской исторической наукой на качественно новой основе марксистско-ленинской методологии. Вопросы исторического познания в былинах и летописях впервые стали изучаться советскими историками.

Проблема историзма русского героического эпоса была поставлена в коллективном труде «Русское народное поэтическое творчество» (т. I, M., 1953) в статьях Д. С. Лихачева, В. П. Адриановой-Перетц и других ученых, обративших внимание на отражение народным сознанием исторической действительности, на идейное содержание былин. Решительный отказ от принципов исторической школы дан В. Я. Проппом в труде «Русский героический эпос» (изд. 1. М.—., 1955; изд. 2. М., 1958), где автор глубоко обосновал положение о том, что русский народ не столько воспроизводил в своем эпосе историческую действительность, сколько выражал свои стремления и идеалы, а сами былины возникли задолго до начала Киевского государства. Соотношение мифа b героического эпоса было рассмотрено в работах Е. М. Meлетинского «Происхождение героического эпоса» (М., 1963) и В. М. Жирмунского «Эпическое творчество славянских народов и вопросы сравнительного изучения эпоса» (М., 1953).

Б. А. Рыбаков, взяв за основу тезис Б. Д. Грекова «Бы-.лина — это история, рассказанная самим народом», в своей известной книге «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» (М., 1963) рассматривает эпические сказания как первую форму исторического повествования. Цель эпоса — воспитание молодежи, ее подготовка к реальным испытаниям. Автор подчеркивает прогрессивную направленность былин, воспевание принципиально нового. Однако Б. А. Рыбаков видит в процессе развития героического эпоса раздвоение: одно направление воспевает князей, другое — остается народным. По мнению автора, былины не восстанавливают фактической канвы, но в своей совокупности дают достоверную историю. «Будучи исторически осмыслен,— пишет Б. А. Рыбаков,— русский былинный эпос может стать неоценимым историческим источником, но, разумеется, не для восстановления канвы событий, а для изучения народных оценок тех или иных периодов, отдельных событий и лиц» [2].

Наиболее ранней попыткой осмыслить летописный период исторического знания была принципиально важная публикация Б. Д. Грекова «Первый труд по истории России» («Исторический журнал», 1943, № 11—12). Затем выступил Н. Л. Рубинштейн со статьей «Летописный период русской историографии» («Ученые записки МГУ», вып. 93. История, кн. 1. М., 1946). В следующем году вышла брошюра И. П. Еремина «Повесть временных лет» (М., 1947), посвященная главным образом стилю летописи. Оба последних автора согласны между собой в том, что уровень общественного сознания в то время был чрезвычайно низок и что историческое мышление было архаичным и упрощенным. Однако эти выводы находятся в противоречии с конкретным материалом обширной исторической литературы Древней Руси.

Крупным шагом вперед в понимании идейной основы летописей были труды Д. С. Лихачева «Русские летописи и их культурно-историческое значение» (М.—Л., 1947) и «Повесть временных лет» (ч. 2. Приложения. Под ред. чл.-корр. АН СССР В. П. Адриановой-Перетц. М.—., 1950). Д. С. Лихачев установил, что ряд сюжетов в летописях был заимствован из народного эпоса, и проследил формирование идейной основы летописания. В статье Д. С. Лихачева «О летописном периоде русской историографии» («Вопросы истории», 1948, № 9) автор указывает на большой удельный вес исторического знания в Древней Руси и на интерес русских летописцев к исторической причинности. В другой статье — «Некоторые вопросы идеологии феодалов в литературе XI—XIII вв.» («Труды отдела древнерусской литературы». М.— Л., 1954, № 10)—. С. Лихачев отметил идеи, выдвигаемые летописцами для обоснования власти феодалов.

Принципиальная оценка начального периода русской историографии была сформулирована М. Н. Тихомировым й «Очерках истории исторической науки в СССР» (т. I. M., 1955). Рассматривая летописи как произведения, отражающие интересы господствующего класса, М. Н. Тихомиров указал на широкий исторический фон «Повести временных лет», проникнутой идеей общности всех русских земель, единства русского народа, на ее горячий патриотизм, заставляющий порицать враждующих между собой князей. Вместе с тем в «Повести» ясно видно отрицательное отношение составителей к народным восстаниям, заметно сказывается церковный элемент, над историческим мышлением авторов довлеет идея божественного промысла. М. Н. Тихомиров видит в «Повести» начальные элементы исторического исследования: сличение и сопоставление разнородных исторических известий, критическое (в известной мере) отношение к своим источникам, их отбор и переработку, что составляет выдающуюся особенность этого произведения.

Тонкие наблюдения свойственны историографической характеристике «Повести временных лет», данной Л. В. Черепниным («Русская историография до XIX века». Курс лекций. М., 1957). Отношение составителей летописи к настоящему служит исходной предпосылкой для описания и объяснения прошлого. Авторы «Повести» предвосхищают призыв к объединению Руси, который позже прозвучал в «Слове о полку Игореве», а сама идея единства отразила процесс формирования древнерусской народности. Глубоким является замечание о том, что идея добра и зла в трактовке летописца приобретает чисто классовое содержание. Л. В. Черепнин видел в «Повести» мотивировки психологического характера, а также некоторые элементы исследовательского направления. В работе «Повесть временных лет, ее редакции и предшествующие ей летописные своды» (вышедшей на девять лет раньше «Русской историографии») Л. В. Череп-нин выдвинул идею непосредственного соотношения политических событий и историографии, в которой связал три редакции «Повести временных лет» с ближайшими им событиями междукняжеских отношений. Так, редакция Нестора возникла в связи с перенесением мощей Бориса и Глеба в каменную церковь; перегруппировка в лагере Всеволодовичей и Святославичей вызвала пересмотр труда Нестора, а третья редакция была обусловлена усобицей между Мономахом и Ярославом.

Б. А. Рыбаков в своем анализе русского летописания («Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи») обратил внимание на субъективизм летописцев — авторов «Повести временных лет». Наряду с бережным отношением к источнику летописец, который был одновременно автором, составителем, компилятором и редактором, испытывал сильное влияние церковных и княжеских кругов. Именно их причастность объясняет противоречия летописного текста и некоторые нарочитые умолчания «Повести», в которой видны попытки оправдать существующий строй и его представителей. Если былины дают народную, то летопись — придворную оценку событий. Б. А. Рыбаков видит в «Повести временных лет» стремление сгладить жизненные противоречия путем широкой социальной демагогии в церковном духе. В отдельных случаях «Повесть» доходит до злободневности изображения событий, в частности в рассказах о соперничестве старшей и младшей дружины, в полемике против Святополка и в идеализированном изображении Мономаха. Целый ряд важных наблюдений и выводов историографического плана был сделан Б. А. Рыбаковым в вышедших позднее работах: ««Слово о полку Игореве» и его современники» (М., 1971), «Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве»» (М., 1972) и др.

Книга И. У. Будовница выдвигает основные проблемы, в которых, по мнению автора, нашла свое выражение общественно-политическая мысль Древней Руси, развивавшаяся в условиях острой классовой борьбы. Первая из них — идея единства Руси как главное условие ее существования, вторая — централизация управления страной как средство развития государства. Важное значение в духовной жизни Киевской Руси И. У. Будовниц придает «теории общественного примирения» [3].

Советские историки значительно продвинули изучение древнерусского летописания. Накопление новых сведений, наблюдений и идей было результатом энтузиазма и мастерства специалистов, а также стимулировалось научным и политическим интересом, который проявлялся широкой общественностью к древней истории России у нас и за рубежом.

Эти обстоятельства привели к постановке проблемы изменения методов исследования летописных источниковвоооще. Она-то и стала в центре полемики 70-х годов по вопросам изучения Начальной летописи («Повести временных лет»). Основой спора явилась оценка научного наследия А. А. Шахматова и его школы, открывших целую эпоху в методике изучения летописания. С критикой А. А. Шахматова, не всегда обоснованной конкретным материалом, в ряде своих работ выступил А. Г. Кузьмин [4]. Ему отвечали Л. В. Черепнин [5], Д. С. Лихачев, В. Л. Янин, Я. С. Лурье [6], А. А. Зимин [7]. В ходе дискуссии было подчеркнуто выдающееся значение А. А. Шахматова и его школы в русском и мировом источниковедении и поставлена задача дальнейшего использования и развития сформулированных ими идей с подчинением этой методики целям марксистско-ленинской исторической науки. Хотя споры велись по проблемам методики исторического исследования, в них неизбежно были подняты важнейшие вопросы методологии исторической науки.

Дискуссия подтвердила необходимость пересмотра принятой схемы и вообще методики летописания. Однако было подчеркнуто, что, категорически отрицая абсолютизацию методов исследования, марксистско-ленинская наука исходит из незыблемого положения об учете и использовании того рационального, что было добыто буржуазной наукой. Задача состоит в том, чтобы отбросить устарелые методы, сохраняя и творчески применяя на основе марксистско-ленинского учения прогрессивные приемы исторического исследования. Большое место было уделено специфике исторического исследования. Сюда относятся проблемы объективности и субъективности исторического исследования, борьба против априорности. Ценность новых наблюдений над одними и теми же фактами (явление, характерное для изучения летописи) состоит в том, что они должны указывать на направление постижения реальной исторической деятельности, извлекаемой (при условии правильного применения методов исследования) из исторических источников. Выдвижение рабочих гипотез обосновано необходимостью творческой работы и представляет собой закономерный (хотя и чреватый субъективностью) этап изучения источника. Нельзя отрицать и интуицию исследователя, понимаемую как результат творческого поиска, соединенного с глубоким вживанием в предмет. Был также поднят вопрос о соотношении истории и других наук, об использовании данных филологии, лингвистики и иных отраслей знания. Споры вокруг изучения «Повести временных лет» объективно еще раз подтвердили важность изучения проблем становления исторического знания не только для определенного периода, но и для всей исторической науки. Полемика подняла кардинальные вопросы методики и методологии исторической науки, приобретшие актуальность в современный период ее развития.

В трудах советских историков содержатся важные положения, посвященные историческому мышлению Древней Руси. Настоящая работа предлагает общий анализ исторических идей, содержащихся в былинах и летописях. Их можно свести к вопросам, попытка решения которых и составляет в основном то, что будет дано в книге. К ним относятся предмет и границы исторического знания, его периодизация, объяснение настоящего прошлым, использование воспитательной и этической функций истории, раскрытие происхождения современных (сказителям былин и составителям летописей) общественных институтов, извлечение практической пользы из истории. Мысль древнего историка билась в поисках достоверности в фактах прошлого, отделения их от вымысла, познания конкретной и общей причинности, вырабатывала общие понятия, представление о типичном, суждения ценности, развивала, образно-эмоциональное мышление. Такой подход к делу позволяет заглянуть в корни исторического познания, обнаружить первые зачатки научного метода, лежащие в основе современной истории, и тем самым в посильной степени способствовать углубленному пониманию истоков становления исторической мысли. Путем решения этих задач избран социологический метод, предусматривающий широкие обобщения в исследовании как исторической мысли в целом, так и отдельных ее сторон, связанных между собой.

Исторический эпос рассматривается в работе как историографический источник. Разумеется, при этом учитывается художественная форма былин, поэтический вымысел, определяющий особенности подхода к нему как к историческому материалу для анализа. Наряду с этим былины отличаются большой текучестью как объект изучения. Они содержат фактический материал, причудливо трансформированный веками и синтезированный в очень своеобразной манере. Помимо этого эпос отличается нерасчлененностью описания действительности, собирая вместе и спрессовывая как во времени, так и в пространстве самые различные аспекты бытия.

Восприятие мира былинами резко отличается своим коллективизмом, отражением общественных интересов как единственно мыслимых. Былины провозглашают идею совершенствования человека, преследуют цели его нравственного и эстетического воспитания. Они указывают на место человека в обществе и видят его в служении индивидуума коллективу. Образно-эмоциональное мышление в былинах неразрывно связано с устной передачей, которая естественно подразумевает большую свободу обращения с материалом. Важной чертой былин как источника является в качестве пережитка первобытного времени одухотворение природы и ее олицетворение.В отличие от эпоса основой летописи является политическая история, которая довольно тесно связывает ее с современными событиями, с жизнью и ставит перед ней практические цели. Объект летописи — реальный человек, общество, которое мыслится как целостный организм. В отличие от былин летописи четко различают прошлое, настоящее и будущее, в общем связывая их между собой. Историческое познание в летописи несравнимо развивается вширь и вглубь, поднимает общефилософские проблемы истории на основе христианского вероучения. Летопись обнаруживает связи в различных исторических памятниках, которые она сознательно использует, давая относительно точную информацию о фактах, образуя общие понятия.

Включая в историческое знание различные группы источников, летопись рассматривает бытие как продукт целенаправленной деятельности, вводит в повествование категорию необходимости. Фантазия умеряется в летописи письменной прозой, которая отрицает поэтическое воображение былин. Неизмеримо раздвигаются представления о пространстве и времени, передача опыта становится системой, развивается способность к самооценке.

Современная историческая наука обладает большим количеством летописного материала. Однако автор ограничил разбор историографии летописей характеристикой одного, но великого памятника — «Повести временных лет». Это классическое произведение, шедевр средневековой исторической мысли, вобрав в себя все главные черты русского летописания, дает возможность на его примере разносторонне подойти к анализу начального периода исторической мысли Древней Руси.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА К ВВЕДЕНИЮ

[1] А. М. Астахова. Былины. Итоги и проблемы изучения. М.—Л., 1966; В. И. Буганов. Отечественная историография русского летописания. М., 1975.

[2] Б. А. Рыбаков. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, стр. 357.

[3] И. У. Будовниц. Общественно-политическая мысль древней Руси (XI— XIV вв.). М., 1960, стр. 103 и др.

[4] А. Г. Кузьмин. К вопросу о происхождении варяжской легенды.— «Новое о прошлом нашей страны». Памяти М. Н. Тихомирова. М., 1967; его же. Хронология Начальной летописи, или «Повести временных лет».— «Вестник Московского университета». История, 1968, № 6; его же. Индикты Начальной летописи (К вопросу об авторе «Повести временных лет»).— «Славяне и Русь». К шестидесятилетию Б. А. Рыбакова. М., 1968; его же. «Слово о полку Игореве» о начале Русской земли.— «Вопросы истории», 1969, № 5; его же. Две концепции начала Руси в «Повести временных лет».— «История СССР», 1969, № 6; ег,о же. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. Рязань, 1969; его же. Варяги и Русь на Балтийском море.— «Вопросы истории», 1970, № 10; его же. Древне-Русские исторические традиции и идейные течения XI века.— «Вопросы истории», 1971, № 10; его же. Спорные вопросы методологии изучения Русских летописей.— «Вопросы истории», 1973, № 2; его же. К спорам о методологии изучения начального летописания.— «История СССР», 1973, № 4, и др.

[5] Л. В. Черепнин. Спорные вопросы изучения Начальной летописи в 50— 70 годах.—«История СССР», 1972, № 4; его же. К спорам о методологии изучения начального летописания (Ответ А. Г. Кузьмину ).-«История СССР», 1973, № 4.

[6] Д. С. Лихачев, В. Л. Янин, Я. С. Лурье. Подлинные и мнимые вопросы методологии изучения русских летописей.— «Вопросы истории», 1973, № 8.
[7] А. А. Зимин. О методике изучения древнерусского летописания. «Известия АН СССР». Серия литературы и языка. Т. 33, 1974, № 5.

К оглавлению :: На следующую страницу

К началу страницы