В.Г. Мирзоев
“Былины и летописи. Памятники русской исторической мысли”
Москва, "Мысль", 1979.

К оглавлению :: На следующую страницу

БЫЛИНЫ. СВОЕОБРАЗИЕ ОТРАЖЕНИЯ ИСТИНЫ

Проблема познания прошлого былинами была тесно связана с общими успехами древнерусского человека в овладении силами природы, с прогрессивными изменениями в деятельности народов и племен Киевской Руси. История как знание представляет собой отражение общественного бытия, его развития и изменения и не может быть просто выдумана, как вообще не может быть что-либо выдумано в полнейшем отрыве от реальности. Каким бы ни было фантастическим отражение первобытным человеком действительности и его прошлого, всегда с тем или иным успехом можно найти в нем зерна исторической реальности, расцвеченной иногда до неузнаваемости причудливыми представлениями, характерными для ранних ступеней человеческого познания.

Основные сюжеты русского героического эпоса появились в период раннефеодального государства Киевской Руси, в которую входили племена, еще сравнительно недавно пережившие стадию первобытнообщинного строя. Однако был сделан уже громадный шаг вперед — была создана высокая по тем временам культура. И все-таки эта культура была переходной, несшей в себе глубокие пережитки прошлого, еще не освободившейся от многих остатков прежнего примитивизма, страха перед природой, языческих и первобытных представлений. Вот почему наряду с идеями, свидетельствовавшими о Достигнутых обобщениях повседневной практики, нередко встречаются понятия, подтверждающие живучесть примитивных воззрений, смесь реальных понятий и первобытной фантастики, общую неясность представлений. В былинах истина переплетается с вымыслом, применяемым как объяснение, рациональное сосуществует с иррациональным, первобытные религиозные представления с христианством, а новое часто и тесно соединяется со старым. Эпос изобилует неясными расплывчатыми представлениями о природе, о строении человеческого общества, о вредных и полезных силах природы, окружающих человека. Видно, что былинный человек еще не до конца освободился от первобытной пелены, препятствующей ему ясно видеть окружающую действительность.

Однако, прокладывая себе путь сквозь тысячи неудач, познавая причину и следствие, свойства окружающих его вещей, человек постигал окружающий мир и самого себя, переходя от незнания к знанию, от страха перед миром явлений к их объяснению. Русские былины преисполнены удивления перед окружающим, стремлением познания «мудрости» вселенной, их герои постоянно ищут и находят новые и новые элементы знания. Правда, былина понимает знание не только как опытное (во всяком случае реальное познание природы и общества), но еще в большей степени как магию, которую она признает как важнейшее средство добывания знаний, более того, воздействия на природу и человека. Истина и заблуждение еще выступают в эпосе вместе, причем взаимно дополняют друг друга в представлениях человека того времени.

Помимо знаний, полученных самостоятельным путем, русский народ имел возможность использовать опыт и окружающих его народов, который приходил в виде технических сведений и гуманитарных знаний. Восприятие последних было особенно сложным, как и все, что касается области человеческого духа.

Опыт истории показывает, и былины это подтверждают, что воспринимается далеко не все, что приходит, а только то, что соответствует уровню развития жизни и культуры народа, который производит отбор приходящих извне культурных ценностей, а в дальнейшем их перерабатывает в соответствии со своими историческими задачами и вкусами.

Русский героический эпос представляет собой одну из многочисленных в истории человечества попыток познания объективной истины, и в частности познания прошлого. Понятия формы и содержания, сути и явления еще не находятся в поле зрения былинного наблюдателя жизни, который в соответствии со ступенью познания, достигнутой в его время, относится к вещи, как к таковой, хотя в отдельные моменты сравнительно глубоко проникает в суть явлений. Эпос содержит первые обобщения, бывшие результатом перехода древнерусского общества от конкретных наблюдений к абстрактному мышлению, первых понятий, касающихся связей между вещами и явлениями в природе и обществе. Объективно былины отражают в себе развитие общественной жизни, т. е. эволюцию общества от низших форм к высшим, от неупорядоченного к упорядоченному, от несоразмерного к соразмерному, от варварского к цивилизованному. Былины показывают смену старого новым, борьбу между ними, сопротивление старых и победу новых устоев. Консервативными устоями для былины являются первобытные обычаи и нравы, против которых эпос выступает особенно активно и не всегда последовательно. Можно считать, что былины противопоставляют свое, эпическое, время времени первобытному, отрицая его систему в целом. Наиболее характерными в этом отношении былинами остаются «Святогор и тяга земная» и «Святогор и гроб» [1]. Святогор — образ древнейшего богатыря, чем-то родственного русским витязям. Былина поет ему славу «век и по веку». Вместе с тем, будучи представителем уходящего поколения, Святогор ведет дремотный, первобытный образ жизни, в котором отсутствует рациональное начало, разумное применение его первозданной силы, которую он ощущает как тяжелое бремя. По существу сила Святогора, которой он во много крат превосходит русских богатырей, никому не нужна — он не использует ее на благо общества. «Великий», «матерый» богатырь Святогор одинок и бездеятелен, былина видит в этом если не вину, то беду его. Вот как былина описывает образ жизни первобытного богатыря:

Заехал-то Ильюшенька
Муромец На ты ль тут горы на высокие,
Под ущелья были да плотные.
Как едет чудовище, чудо ведь,
Сидит-то он еще на добром кони,
Такого чуда он да ведь не видал,
Такого ведь чуда он не слыхал.
Как ту разъехался на добром кони,
Ударил своей палицей богатырской
Прямо тут ему буйну голову.
А как то ведь чудовище да идет-то,
На кони сидит да подремливает,
Назад-то ведь чудо не оглянется,
Вперед-то ведь он колыбается [2].

Святогор несоразмерен ни величиной, ни силой своей: он кладет Илью Муромца себе в карман, а его удары принимает за комариные укусы. Образ прошлого велик, но не гармоничен и в конечном итоге не жизнен. Эпос представляет себе Святогора как грандиозный пережиток прошлого, ненужный и даже нелепый в былинном настоящем. Сила Святогора не нужна Илье, он берет только часть ее, соответствующую человеку новой формации, более рациональному и гармоничному по своему строению и духу. Великий богатырь умирает; время уготовало ему гроб, поднять крышку которого он не может: чем больше усилий применяется для его спасения, тем теснее и неумолимее охватывают саркофаг железные обручи. Новые условия жизни требуют новых отношений, новой силы, нового подхода к явлениям — такова в конечном итоге обобщающая идея былины. Былины о Святогоре — пример отношения русского эпоса к прошлому поколению.

Гораздо больше можно привести примеров, когда былины сопоставляют прошлое с настоящим, приоткрывают завесу над историей отношений в предшествующую эпическому времени эпоху первобытного строя. В одной из наиболее древних былин «Волх Всеславьевич» эпос зафиксировал остатки древнейших, тотемических представлений о Змее (правда, уже смутно представляемом), об участии животных в событиях человеческого общества (рудимент времени, когда человек еще не отделял себя от животного мира).

Мифологически-рудиментарным образом прошлого представляется и знаменитый образ Соловья-разбойника, весьма сложный по своему составу, в котором превалируют все-таки древний элемент, черты тотемистические (звериный крик и змеиный шип) и в то же время человеческие. Если со Свято-гором Илья Муромец хочет только помериться силой, а потом становится его «меньшим братом», то с Соловьем-разбойником он ведет уже жестокую борьбу, направляя свои удары против отжившего и враждебного начала, олицетворения мифологического образа мышления, древнего родового строя. Старое и здесь уступает место новому. Илья побеждает Соловья-разбойника, громит его родовое гнездо и открывает пути-дороги. Илья Муромец выступает здесь, как, впрочем, и везде, представителем государственного начала, исключающего родовые устои, ставшие враждебными новому общественному устройству.

Общая тенденция эпоса — стремление к рациональному в отличие от хаотических и иррациональных понятий первобытной эпохи развития. Эпические богатыри несут в себе это рациональное начало, являются в былинах его представителями. Они не только самые сильные, они и самые разумные, самые передовые представители своего времени. В отдельных случаях русский героический эпос поднимается до отношения к рациональному как способу познания действительности, хотя в целом он еще не стоит прочно на этой позиции. Так, в споре с Издолищем поганым переодетый каликой Илья Муромец указывает на свою соразмерность в отличие от несоразмерности Издолища, утверждая меру, самоограничение эпохи цивилизации как жизненный закон, норму поведения человека в обществе. Илья определяет новые нормы отношения и оценки качеств человека, настаивая на его подчинении правилам цивилизованного общества, построенного на уважении к законам. Столкновение Ильи и Издолища — это конфликт старого иррационализма и нового, рационального отношения к жизни общества:

Говорил Издолищо поганое:
«Уж ты ой еси, калика перехожая!
А знаешь ле ведь ты как Илью Муромца?»
А отвечала калика перехожая:
«А как я не знаю да Илья Муромца?» —
«А много ле у вас Илья хлеба-соли ест?» —
«А хлеба-то он ест по калачику».—
«А еще много ле у вас Илья воды тут пьет?» —
«А воды-то он пьет по стаканчику».
Говорил тут Издолишо поганое:
«Еще мало у вас Илейка хлеба-соли ест,
Еще мало он, Илеюшка, воды тут пьет.
А я хлеба-то ем по кулю за раз,
А говядины я ем по быку за раз,
А воды-то я пью по сороковочки».
Говорила тут калика таковы слова:
«А у моего было все у батюшка,
А была-де корова большобрюхая,
А объелась она сена, опилась воды,
Опилась-де воды — брюхо лопнуло»[3].

Вершиной былинного познания является идея о содержании и форме вещи, внутренних и внешних характеристиках объекта, не всегда совпадающих друг с другом по крайней мере визуально. Правда, в целом эпос воспринимает вещь, как таковую, но данный случай может быть рассмотрен как особый, знаменующий собой дальнейшую ступень былинного познания мира.

Замечательное наблюдение формы и содержания предметов эпос делает в былине «Святогор и тяга земная». Громадный богатырь Святогор, считавший себя способным поднять землю, случайно натыкается в степи на маленькую переметную сумочку:

Влезает Святогор с добра коня,
Ухватил он сумочку обема рукама,
Поднял сумочку повыше колен —
И по колена Святогор в землю угряз,
А по белу лицу не слезы, а кровь течет.
Где Святогор увяз, тут и встать не мог,
Тут ему было и кончение [4].

Внешний вид не соответствует содержанию вещи, поверхностное наблюдение нередко может быть обманчиво. Новая идея заключается в том, что имеется внутренняя сущность, содержание предмета. По всей вероятности, отсюда и идет образ переметной сумы, т. е. вещи, имеющей двойную конфигурацию, две стороны. Не все маленькое на вид — слабое, и тот, кто не знает этого, дорого может поплатиться.

Эпос настаивает на примате умственной силы над физической, подчеркивая, что его богатыри достигают победы благодаря умениям и навыкам, ими благоприобретенным, а не только грубой телесной мощи. Да и внешне русские богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович ничем принципиально не отличаются от обыкновенных людей. Былина подчеркивает их нормальный, человеческий вид, нормы и вкусы, ничем не отличающиеся от привычных, народных. Напротив, несоразмерность в былине всегда признак врага, труса или прошлого. Задача богатырей — борьба против несоразмерности, нарушений обычной, принятой нормы и приведение несоразмерного в соразмерное. Это как нельзя более соответствовало эпохе, сменившей собой первобытнообщинный строй с его обычаями, резко отличными от норм раннефеодального государства.

Неделимость, целостность мышления характерна для былин, не допускающих каких-либо отклонений от принятых первоначальных исходных данных. Воспринимая страну и государство как единое и неделимое целое, былины символом каждого политического, культурного и семейного даже начала устанавливают Киев, а в Киеве — совет (пир) у князя Владимира. Завязка буквально каждой былины начинается в Киеве, на пиру князя, где по его инициативе, приказанию или предложению одного из присутствующих начинается обсуждение очередного предприятия, выносится решение и указывается его исполнитель. Сами богатыри проявляют активность в решении вопросов только в исключительных случаях, когда «промедление смерти подобно». Обычно они выступают в более скромной роли советчиков князя, возражают которому крайне редко и всегда не без риска быть сурово наказанными.

Понятие личности находится в эпосе в самом зародышевом состоянии. Индивидуальные различия былины видят главным образом во внешних чертах. Индивид как психологический объект мало понятен былине. Однако в сословном смысле эпос точно различает принадлежность того или иного человека к определенной общественной группе, каждый раз оговаривая это обстоятельство.

Ход исторического действия рассматривается эпосом как результат воли отдельного лица — князя или хана. Сводя непосредственные причины исторического процесса к действиям правителей, былина, однако, воздвигает незримые границы человеческой воле. Человеческие стремления, как бы далеко они ни шли, в конечном итоге ограничены высшими силами, вызов которым всегда кончается полным крахом преступившего законы. Человек не может противопоставить себя своему времени и своей среде — такие попытки должны закономерно кончиться его гибелью. Здесь, хотя уже в более абстрактной форме, действует все тот же зафиксированный былиной закон самоограничения, или, говоря другими словами, закон необходимости, в противовес первобытной несдержанности, неистовости, приводящим к нарушению достигнутого человечеством на данной ступени порядка. Василий Буслаев погиб потому, что дерзко преступал установленный порядок, не веровал «ни в сон ни в чох»:

Будет Василий в полугоре,
Тут лежит пуста голова,
Пуста голова, человечья кость.
Пнул Василий тое голову с дороги прочь.
Провещится пуста голова человеческая:
«Гой еси ты, Василий Буславьевич!
Ты к чему меня, голову, побрасываешь?
Я, молодец, не хуже тебя был —
Умею я, молодец, валятися
А на той горе Сорочинския.
Где лежит пуста голова,
Пуста голова молодецкая,
И лежать будет голове Васильевой» [5].

Высшей же причиной развития общественной жизни былина считает борьбу добрых и злых сил, всякий раз олицетворяемых конкретно — в виде Змея и богатырей, татар и русских и т. п. Однако в конечном итоге носителем доброго начала, справедливости и правды является народ, которому былина отдает решающую роль в истории. Народ в виде массы или олицетворенный богатырями всегда добывает победу, потому что добро всегда торжествует над злом, хотя бы для этого понадобились мучительные и долгие усилия. Мотив этот широко проходит во многих былинах, особенно посвященных любимцу народного эпоса Илье Муромцу. Народ представлен не только как созидательная сила, производящая материальные блага, но и как щит государства, воплощение его оборонной мощи. Илья Муромец все время во главе богатырей стоит на страже Руси, высматривая, не движется ли с какой-либо стороны вражеская рать. Русское народное войско в полном соответствии с народными понятиями построено по демократическому образцу, повторяя устройство народного «круга»:

Атаманом да был стар козак,
Податаманьем Добрынюшка Микитич блад,
А во писарях был Дунай да сын Иванович,
А во поварах Самсон был да Колыбанович,
А во конюхах Олешенька Попович блад [6].

Факты, сообщаемые былинами, можно разделить на два рода. Первый — это факты, имеющие всеобщий характер. Они в зародыше существовали уже в мифологическом мышлении, однако подавались не в виде фактов или идей, как таковых, а в виде неясных образов, химер, чудовищ и т. д., требуя особых приемов толкования и оставляя на этом пути много непонятного, потому что сами по себе были очень смутными. Эпос же называет эти обобщенные факты своим именем, представляет их в виде действия гиперболизированных людей, позволяет разобраться в них часто без всяких поисков переносного смысла. Таковы, например, расчистка леса и степей под пашню — титаническая работа, совершаемая русским народом в течение своей ранней истории («Вольга и Микула»), борьба с разбойниками, нарушающими нормальную жизнь страны («Илья Муромец и разбойники»), с татарами — общеизвестный исторический факт, с северо-западными противниками тогдашней Руси («Наезд литовцев»), а также решение целого ряда этических проблем, возникающих в обществе того времени (семья, брак, положение женщины, религиозные представления и т. д.).

Конечно, эти факты представлены в самом обобщенном виде. Они дают основные направления истории русского народа, но не могут реконструировать прошлого Киевской Руси. Былинная информация носит ярко выраженный оценочный характер до такой степени, что оценка в эпосе заслоняет факт или, точнее говоря, заменяет его. Например, из былин мы узнаем, что шла вековая борьба против сильного, многочисленного и страшного в своей жестокости врага — монголо-татар, закончившаяся победой. Однако всю сумму этих грандиозных событий эпос укладывает в одно общее понятие: татары наступают, татары обложили Киев, татары ворвались в Киев и другие им подобные варианты, а все остальное повествование служит одной цели — сообщить о народной оценке этого явления. Былинное сознание отбрасывает все подготовительные, затем действующие и финальные процессы большого периода русской истории, который рассматривается не как колоссальная сумма фактов, из которых сложилось историческое действие, а как однозначный акт. Эпос еще не рассредоточивает исторический процесс на отдельные факты и не сообщает нам последние, как разворачивающиеся во времени и пространстве, а в соответствии с цельностью своего мышления соединяет их в одно обобщающее событие. Былину интересует не столько действие, сколько его оценка через призму восприятия своих героев. Цельность мышления определяет цельность восприятия множества событий как одного-единственного.

Второй род фактов, сообщаемых былиной, — отдельные исторические факты и имена исторически действующих лиц и городов — то, чего еще не знает мифология и в чем эпос уже далеко уходит вперед. Например, нам известно, что имена князя Владимира, Добрыни Никитича, Олега (былинного Вольги Святославича), а также названия целого ряда городов (Киева, Новгорода, Углича, Мурома, Чернигова и многих других) не выдуманы былиной, а действительно существовали. И тем не менее это не исторические деятели и реальные поселения: былина воспользовалась этими именами и названиями опять-таки, создав из них образы, потерявшие свою историческую индивидуальность и превратившиеся в народном сознании в социальные обобщения. Описание отдельных фактов и индивидуумов, уникально историческое еще недоступно былинному сознанию, которое отдельные личности обобщает до социальных типов. Эпическое восприятие исторической действительности таково, что оно еще не различает отдельно взятых фактов, с тем чтобы потом их обобщить, приведя в определенную систему. События сливаются в былине, которая сводит все их многообразие к самому простому целому. Однако на этом фоне всеобщности в оценках уже проступают отдельные имена и факты, предвещающие будущий переход к изучению уникальных событий, уже намечаются первые ростки интереса к одиночным явлениям, лежащим в основе общих событий.

Таким образом, былина стремится к обобщению, типизации. Эпос рассматривает любое явление с точки зрения типического. Такие черты носит князь Владимир, олицетворяющий верховную власть, богатыри Илья Муромец, Доб-рьшя Никитич и Алеша Попович. Типичны и отдельные былинные ситуации, например пир у князя Владимира, соединяющий в себе пиршество с государственным и военным советом, действия татар, напавших на Киев, частные поступки былинных персонажей. Эпос видит в окружающей действительности нерасчлененное единство явлений, вещей и человеческих действий.

Гораздо больше успехов делают былины на пути обнаружения новых связей в окружающей их действительности. Прежде всего в значительной степени расширяются масштабы кругозора древнерусского человека. Он мыслит уже не категориями племени, а государственными нормами. Родо-племенное сознание, ограниченное узкими рамками, сменяется понятиями народными, далеко выходя за пределы той первобытной скорлупы, в которой был заключен человек. Место родовых сменяют понятия территориальных связей между людьми. Обычные нормы первобытного права заменяются законами, регулирующими отношения между людьми. Создаются духовные связи между отдельными группами населения, начинает складываться единый язык и психофизический склад.

С течением времени, постепенно покоряя природу, человек былинного времени уже начинает искать причины событий в природе и обществе не только на небе, но и на земле. Ему становится доступным понимание жизни как борьбы, будь то грозные стихии природы или иноземный враг. Связывая факты между собою, эпический человек уже начинает различать первые признаки социальной борьбы, разницу между общественными группами. Понятия добра и зла, справедливости и несправедливости, хороших и дурных поступков, морали и аморализма становятся в центре тех проблем, которые в соответствии с уровнем общественного развития своего времени уже ясно видит былина. Язычество с его первобытными нормами и жестокими, иногда человеческими жертвоприношениями, с его многобожием и родо-племенной особностью сменилось единобожием, которое пришло на Русь в его христианской форме. Христианство по сравнению с язычеством в значительной степени содействовало общению Киевского государства с европейскими странами, укреплению сильного государства, объединившего отдельные области вокруг единого центра.

Отображая функции социальной деятельности групп и коллективов, русский героический эпос выступает с ясно выраженной системой ориентации общественных действий, устанавливая цели и средства, нормы и образы действий. Эпос закрепляет такие достигнутые общественным сознанием понятия общественных связей, как народное единство, общность и взаимозависимость личного и общественного, необходимость централизованного управления, общественное благо как высшая форма деятельности индивидуума. Исходя из этих норм, эпос рисует картину событий прошлого и настоящего.

Понятие изменчивости в природе и обществе еще недоступно былинному сознанию. Мир для эпоса существует лишь только в том виде, в каком он существует. Ничто не менялось: во всех случаях, когда бы они ни происходили, фигурируют одни и те же герои, возраст которых тоже не подвергается никакому изменению. Время не властно над былиной— в ней все происходит так, как бы это совершилось сегодня или тотчас. События в былинах протекают как бы не последовательно, а параллельно. Киев-град незыблемо стоит во главе Руси, князь Владимир все похаживает вокруг своих гостей на пирах, а богатыри все так же бдительно охраняют родную страну. Отдельные эпические персонажи родятся и умирают, живут и страдают, борются и побеждают, иногда терпят поражения, уходят и приходят в былинное повествование, но основа былин остается неизменной. Эпос непоколебимо верен Киеву, его князю и богатырям и даже своим постоянным врагам — татарам. Отношение к действительности как неизменчивой категории имеет своим следствием частые анахронизмы в былинах, смешение исторических эпох и героев.

Эпос как древнейшая форма отображения исторической действительности обладает целым рядом особенностей в последовательности и взаимосвязи изложения, логике повествования событий. Чувственно-конкретный анализ, начало образования общих понятий, нравственные формы сознания, своеобразные попытки исторического прогнозирования составляют основные элементы и специфику предысторического знания. Одной из самых характерных черт былинного отображения следует назвать внешнюю сторону предметов. Для эпических произведений наиболее типичны зрительные образы. К этому еще следует добавить, что в эпических образах превалируют главным образом очертания предмета изображения, его величина и три измерения и почти отсутствуют краски, которые заменяются изображением фактуры. Нет сомнения, что эпос фиксирует первичные восприятия образов и предметов, характерные для начальной эпохи цивилизации. Наиболее показательным примером в этом отношении может служить былина о Дюке Степановиче, посвященная описанию «богатой Индии чудес», в котором мы вправе искать особенно яркие картины, переливающиеся красками:

Как приехали в Индию ту богатую,
А тут церкви были все каменные,
Стены известочкой отбелены,
На церквах маковки самоцветные,
На домах крышечки да золоченые,
Мостовые рудожелтыми песочками приусыпаны,
Сорочинские суконца приразостланы.
Вот зашли они в палаты белокаменны,
Вот сидит жена да стара-матера,
Стара-матера да и вся в золоте.

Таково наиболее красочное описание и, пожалуй, наиболее типичное; более яркого соцветия в былинах найти трудно.

Другой типичной чертой, связанной с внешним описанием предметов, следует считать целостный образ большинства героев былинного повествования. Последние обладают какой-либо одной чертой, определяющей все остальные. Герои описаны, за редким исключением, как цельные натуры, которые одержимы «одной, но пламенной страстью», составляющей цель всего их существования. Они как бы прикреплены к своеобразному тяглу судьбы. Их чувства и эмоции — высшего порядка, недаром эпос носит название героического: коллективизм, долг и честь, патриотизм. Герои эпоса созданы из одного цельного куска, и, в каких бы ситуациях они ни находились, они действуют по раз заданному направлению. Их можно узнать даже в том случае, если былины и не называли бы их по имени. Персонажи былин поступают по-своему последовательно, строго логично. Так, Волх создан самой природой колдуном, Микула предназначен для крестьянского труда, Илья Муромец — воином — охранителем народным, Добрыня и Алеша Попович—оберегателями Руси, Садко — купцом и т. д. Где бы ни появлялись татары, они приносят зло. Разбойники, Змей Горыныч, Тугарин и всякие чудища сотворены на погибель Руси. Такая однозначность является обычной для сознания, еще не достигшего сложных ступеней своего развития. Оно полностью отразилось в изображении событий былинами.

Сходство предметов и явлений пока мало доступно эпосу. Больше внимания былины обращают на разность их и на противоречие между ними. Типичным для эпоса является полярность добра и зла, постоянно сосуществующих друг с другом два изначально данных бытия, Противопоставление мира и войны, труда и разрушения, справедливости и несправедливости, коварства и любви, верности и неверности, бедности и богатства постоянно проходит через былинные сюжеты.

В эпическом сознании возникают понятия общественного блага и личного интереса, оформляется система обязанностей членов общества по отношению к последнему. Былины уже ставят проблему личного и общественного, видят коллизию между этими двумя категориями, развивают идею долга по отношению к государству [8]. Отдельные моменты в былинных картинах позволяют определить их как попытки проникновения в душевный мир человека. В этом отношении любопытно довольно часто появляющееся повторение, содержащее, по всей вероятности, уже ставшую привычной для былины притчу о поведении людей разного рода во время возникновения острых ситуаций, например встречи с неприятелем:

Да спроговорит Илеюшка во третий раз:
«Уж вы ой еси, дружья, братья, товарищи!
Да кому же из нас дак передом ехать?»
Стар-от надеется на среднего,
Среднь-от надеется на меньшого,
Да от меньшого тут было ответу нет [9].

Былинам не чуждо понимание усложнения жизни вообще: так, они описывают рассеяние семьи и рода, связанное с новыми факторами жизни — подвижностью населения и вражескими нашествиями («Королевичи из Крякова» и «Братья Дородовичи»), возрастающей ролью богатства в обществе («Садко»), противопоставляют простодушие патриархальной жизни хитрости, характерной для новых времен («Михайло Потык»), коварству в жизненной борьбе («Соломан и Василий Окулович», «Данила Ловчанин»), борьбу старого и нового («Василий Буслаев и новгородцы», «Алеша Попович и сестра Петровичей»). С аналитическими элементами былинного мышления тесно были связаны попытка объединения частей в целое, изображение синтеза черт, свойств и отношений. Каждый из былинных персонажей неповторимо индивидуален и в то же время типичен, характерен для своей эпохи и социальной среды. Былина не противопоставляет, а соединяет типичное и индивидуальное в одном естественном сплаве, во взаимопроникающем единстве, что составляет выдающееся достижение художественного метода эпоса. Нет сомнения в том, что типическое, как и индивидуальное, отбиралось народом в течение веков, пока не приняло те черты, которые не перестают восхищать нас до настоящего времени.

Художественный метод былин, сочетающий в себе типическое и индивидуальное, наиболее выразительно проявился в образах русских богатырей. Соединение общих и личных черт сделало эти образы живыми, наделило их большой художественной силой. Недаром три богатыря стали персонажами, на которых воспитываются поколения русских людей от времен Киевской Руси и до нашей эпохи, а также сюжетом для многочисленных воплощений в литературе и искусстве. То же самое можно сказать и о Садко — богатом госте, Василии Буслаеве — героях Великого Новгорода. Не менее типичными остаются в веках образы исконных врагов русского народа: Змей Горыныч, Идолище, бесчисленные орды татар. Наделяя все эти образы одним каким-либо существенным качеством, синтезирующим многообразие конкретных жизненных явлений и ситуаций, эпос соединяет в них общее и единичное, естественно сочетая приемы изображения сходного и различного в том или ином персонаже. Свободный переход от существенного к различному, соединение общего и единичного, многообразие, воплощенное в конкретное целое, представляют выдающееся достижение эпического отображения действительности.

В связи с типизацией, представляющей собой один из важнейших художественных методов былин, следует упомянуть о сравнительно часто встречающейся в эпосе символике. За символом в былине нередко скрывается широкое обобщение важнейших исторических событий и даже эпох большого масштаба. Нередко эта символика в позднейшем изложении теряет свой первоначальный смысл в устах сказителей младших поколений и превращается в простой, сильно стершийся рудимент. Так, в соответствии с символическим способом смыслового выражения «сумочка переметная», которую находит в чистом поле богатырь Святогор, оказывается эмблемой «земной тяги», символом земных сил, ее плодородия, нерасчлененным понятием основы бытия, а крышка, захлопнувшаяся над Святогором, — неотвратимости смерти всего рожденного на свет, историческим роком. Поединок Алеши Поповича с Тугарином символизирует борьбу христианства и язычества на Руси. Символическое воспоминание культа предков, связанного с остатками фетишистских представлений, изображает собой платочек и «плеточку шелкову», которые получает от матери Добрыня Никитич вместе с родительским благословением [10].

Символическое значение имеют в былине животные и птицы: змей — олицетворение злого начала, лебедь — благородства и душевной чистоты, ворон — мудрости, конь — верности и дружбы. Символ представляет собой один из древнейших способов выражения широких обобщений. Еще в эпоху каменного века человечество в своих петроглифах символически трактовало важнейшие стороны своей жизни: охоту, переселение и т. п. Громадное влияние на символическое изображение оказала магия, одним из важнейших принципов которой было замещение целого частью. Древнейшие символы первобытных славян перешли в былинное сознание.

Одним из древнейших видов отображения исторической действительности была нравственная форма сознания. Эпос фиксирует социальные и этические нормы, являвшиеся регуляторами общественных отношений. Поскольку «Русская Правда» имела специфический характер — разбор случаев из судебной практики отношений между русскими и варягами, героический эпос оставался одним из главных сборников норм этического поведения. Последние, как и нравственное сознание в целом, сложились как историческая необходимость, были результатом длительного развития первобытного общества к государству. Этические нормы, с большой художественной силой зафиксированные былинами, сложились более или менее стихийно, не имея в своем славянском варианте каких-либо кодексов или сборников древнейшего права, подобно, например, Ригведе или законам Моисея. Тем не менее русский эпос довольно точно определяет основные типы поведения, регламентируя нормы отношений в обществе, на войне, в труде, семье и в других системах общественного и частного быта.

Нравственная форма сознания былин тесно связана с эмоциональной и практической деятельностью общества, с суждениями ценности, представляющими основу эпических суждений. Логическая деятельность по сравнению с чувственной находится в эпосе на втором плане, далеко уступая первой. Это обстоятельство и делает былины прежде всего художественными произведениями. Кроме того, былины связаны самым тесным образом с моментом, переживаемым народом, что не могло не отложить на них печати живого созерцания, живого впечатления, в котором чувство имеет превалирующее над всем остальным значение. Конечно, суждения ценности не могут не внести в повествование, в отражение исторической действительности сильный элемент субъективизма, личного чувства, что характерно для былин. Понятия добра и зла, справедливости и несправедливости, любви и ненависти, пользы и вреда, красоты и безобразия постоянно фигурируют в былинах. Суждения ценности придают былинному повествованию своеобразное очарование, эмоционально его окрашивая, но в то же время они более или менее искажают истину. Это не значит, однако, что суждения ценности не отражают истинное содержание факта. Они в той мере приближаются к подлинной картине событий, в какой им позволяют их время и уровень общественного сознания.

Русский героический эпос знает все основные эстетические категории: прекрасного и возвышенного, трагического, комического, безобразного и юмористического. Прекрасна была игра знаменитого Садко на гуслях, в которой он достиг высокого искусства:

А-й пошел Садке ко Ильмень да ко озеру,
А-й как он садился на синь горюч камень да об озеро,
А-й как начал играть во гусли во яровчаты,
А-й как ведь опять играл он с утра до вечера,
А волна уж как в озере сходилася,
А вода ли с песком да смутилася;
А тут осмелился как Садке да новгородский
А сидеть играть как он об озеро.
А-й как тут вышел царь водяной топерь со озера,
А-й как сам говорит царь водяной да таковы слова:
«Благодарим-ка, Садке да новгородскии!
А спотешил нас топерь да ты во озере,
А у мня было да как во озере,
А-й как у мня столованье до почестен пир,
А-й как всех развеселил у мня да на честном пиру,
А-й любезныих да гостей моих.
А-й как я не знаю топерь, Садка, тебя да чем пожаловать.

Ослепительно прекрасен образ младенца, дитяти богатыря Дуная и жены его Настасьи-королевичны:

По локоть ручки в золоте,
По колен ножки в серебре,
По косицам у него часты звезды,
На всякоей на волосиночке
По скачоноей по жемчужинке;
Сзади-то его печет-то светил месяц,
От очей-то пекет да солнце красное [12].

Прекрасны былинные женщины — кроткие и любящие, верные до гроба своим мужьям и суженым. Прекрасен город Киев в сиянии своей славы, город надежд, манящий былинных героев. Отличительным признаком былинного представления о прекрасном были не созерцаемые, а воображаемые образы, недосягаемые в действительности высшие эстетические ценности.

Прекрасному эпос противопоставляет безобразное. Чувство протеста вызывает чудовищное уродство Тугарина Змеевича:

Ты ой есь, Владимир стольно-киевский!
Али ты с княгиней не в любе живешь?
Промежу вами чудо сидит поганое,
Собака Тугарин-от Змеевич-от.
Не менее Тугарина безобразен и Змей Горыныч:
На коне сидит собака, что сенная копна,
Голова у собаки со пивной-то котел,
А глаза у собаки с большу чашищу,
А глаза-то у собаки с большу чашищу,
С тою-то ведь чашу соловецкую,
Соловецкую чашу, городецкую [13].

Более сложным выглядит в былинах образ Таракашки Заморянина и его alter ego — Мишатычки Путятина [14]. Эпос еще не делает различия между внутренним содержанием и внешним видом человека: и то и другое существует в былинном сознании в неразрывном единстве. Дурной человек выглядит отталкивающе — его внешность целиком отражает его внутреннюю сущность. Аморализм этих персонажей проявляется в одном и том же поступке — похищении жены у мужа для князя или царя. Неразрывное единство внешнего и внутреннего вообще характерно для сознания «героической эпохи». У Гомера воин Терсит, дерзнувший выступить против аристократов-героев, тоже наделен чертами урода в отличие от блистающих красотой и неувядающей молодостью базилеев. Однако принципиальная разница состоит в том, что аристократический гомеровский эпос наделяет безобразными чертами представителя угнетаемой части населения в то время, как русский героический эпос теми же чертами рисует образ из ближайшего окружения князя. Этот пример — еще один из многочисленных аргументов, подтверждающих народность русских былин.

Комические ситуации и персонажи — довольно частые гости былин. Классическим примером несоответствия содержания и формы как главного признака комического может служить былина об Алеше Поповиче и Тугарине, где грозное чудовище огромных размеров и силы летает на бумажных крыльях:

Он смотрел собаку во чистом поле,
Летает собака по поднебесью,
Да крылье у коня нонче бумажное.
Он втапоры, Олеша, сын Попович-от,
Он молится спасу-вседержителю,
Чудной мати божей богородици:
«Уж ты ой еси, спас да вседержитель наш,
Чудная есть мать да богородица!
Пошли, господь, с неба крупна дожжа,
Подмочи, господь, крылье бумажное,
Опусти, господь, Тугарина на сыру землю» [15].

Отличительной особенностью эпоса в этом отношении является своеобразный скоморошеский, шутовской характер комизма, мешающий серьезное с потешным. Такое понимание комизма привело к противоречивому сочетанию в былинах трагического и комического, возвышенного и низменного. Былины «Василий Игнатьевич и Батыга» и «Васька-пьяница и Кудреванко-царь» весьма характерны в этом отношении. Былины посвящены борьбе с татарами, рассказ о которой исполнен в несерьезных, легкомысленных тонах, где приключения «кабацкой голи» по своей форме не соответствуют возвышенному по смыслу сюжету борьбы против исконных врагов Русского государства и народа. В шутовском, скоморошеском обличье в эпосе выступает своеобразный народный протест голытьбы, «кабацкой голи». Комическое приобретает оттенок сатирического, едкой, злой насмешки против сильных мира сего, не способных обойтись в борьбе против врагов без «низов», без тех, кого они считают отверженными. Те же мотивы звучат и в былинах о Василии Буслаеве.

Эстетика эпоса, будучи результатом еще не развитых общественных отношений, несет на себе их печать, отличается целым рядом особенностей. К ним относится прежде всего утилитарное отношение к эстетическому. Эстетические ценности вещи не отделяются еще былиной от ее практического применения, то и другое для былинного человека одинаково дорого и существует неразрывно в единстве. С этой категорией связана другая — духовное в эпосе не отделяется от материального, внутреннее и внешнее сосуществуют вместе. Процесс дистилляции еще не начался или находится в самом зачаточном состоянии, оставаясь незаметным для наблюдателя. Авторы героических сказаний смотрят на события, ими воспеваемые, не со стороны, а из самой гущи происшествий, горячо переживают как современники все перипетии жизни и борьбы своих героев. Они обладали тем же мировоззрением, что и их герои, для них характерны та же самая точка зрения и те же чувства и эмоции, которые переживали эпические персонажи.

Характерной для былин является не столько задача реконструкции прошлого, сколько этическая функция. Не менее важной другой целью было (это никогда не следует забывать) облечь повествование в высокохудожественную поэтическую форму, эстетически воздействовать на слушателя. Сказанное, однако, не означает, что эпос исторически недостоверен, сплошь наполнен фантазией. Эпос был настолько истинным, настолько объективным в отображении истины, насколько позволяло время его создания. При оценке этой категории былинного сознания следует помнить довольно ясно видимое стремление к рациональному, к установлению норм жизни, первичных понятий необходимости, к обобщениям.

Конечно, процесс познания в былинах был противоречивым, как была противоречива и сама жизнь. Эпос дает немало примеров смеси рационального и иррационального, нередко несет на себе груз первобытной фантастики. Нравственная форма сознания направляет эпическое отражение в сторону ценностных суждений, хотя и содержащих элементы объективной оценки, но по своей природе чисто субъективных.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ "СВОЕОБРАЗИЕ ОТРАЖЕНИЯ ИСТИНЫ"

[1] «Былины», стр. 47—52.

[2] Там же, стр. 48.

[3] Там же, стр. 95. Истолкование этому явлению как обрядовому обжорству, отголоску древних языческих жертвоприношений, дает Р. С. Липец («Эпос и Древняя Русь». М., 1969, стр. 228—229) со ссылкой на статью Б. Соколова «Былины об Идолище Поганом» («Журнал Министерства народного просвещения». Новая серия, ч. LXIII, 1916, № 5).

[4] «Былины», стр. 47.

[5] Там же, стр. 376.

[6] Там же, стр. 112.

[7] Там же, стр. 363.

[8] Там же, стр. 124—131.

[9] Там же, стр. 145—146.

[10] Там же, стр. 109—111.

[11] Там же, стр. 225.

[12] Там же, стр. 283—284.

[13] Там же, стр. 98-99, 102-103. [14] Там же, стр. 285-291, 334-339. [15] Там же, стр. 100—101.

К оглавлению :: На следующую страницу

К началу страницы